Брэдбери Рэй - Знали, Чего Хотят
Рэй Брэдбери
Знали, чего хотят
Отец втянул носом воздух:
- Чем это пахнет?
- Наши дочери пишут маслом, - ответила мать.
- Мэг и Мари? - Повесив шляпу, отец взял мать под руку и провел в
гостиную. - Пишут картины?
- Да, в своем святилище наверху. Если ты трижды постучишь в дверь и очень
вежливо попросишь, может, новоявленные Ван-Гоги тебя впустят.
- Обязательно попрошу. Я должен быть в курсе.
Поднявшись на второй этаж, в более изысканную часть дома, где пахло пудрой
и загаром, духами и экстрактом для ванны, отец осторожно постучал в дверь,
ведущую в комнату дочерей. Здесь запах был сильнее: резкая, отдающая осенью
смесь скипидара и красок - так пахнет в обители воображения, может быть,
гения. Отец улыбался своим мыслям, когда ему открыли дверь.
- Привет, папа, - сказала Мари.
- Входи, - сказала Мэг, - посмотри. - Она стояла у старого камина,
служившего ей мольбертом, с кистью в руке, на носу мазок белой краски.
Отец подошел поближе.
- Хотите сказать, что соперничаете с Рембрандтом?
- О, ничего подобного!
- Ну что ж, если в двух девицах, семнадцати и восемнадцати лет, бурлит и
прорывается творческое начало - это приятно. А может, живопись нужна вам по
программе колледжа?
- Боже, конечно, нет. Мы просто пытаемся создать портрет идеального
мужчины.
- Пытаетесь... Как вы сказали?
- Пытаемся показать, какие мальчики нам нравятся. У каждого из приятелей
берем лучшее. Плюс творческое воображение. Понимаешь?
- Кажется, да.
- Десять учениц пишут портреты ребят, с которыми им хотелось бы
встречаться. Это конкурс школьного клуба.
- Все это очень хорошо, - ответил отец, - но что вы будете делать, окончив
портреты? Разыскивать Прекрасных принцев в жизни?
- Попытка не пытка, папа.
- Да, конечно. - Отец придал своему голосу самый дружеский тон. - Ну что
ж, посмотрим?
Мэг отступила от своего полотна.
- У меня глаза не получаются.
Держась за подбородок, отец долго смотрел на портрет.
- Да, действительно. Один глаз отклонился почему-то к западу, а другой - к
востоку.
- Я, конечно, все время что-то меняю, - поспешно объяснила Мэг, - добавляю
новое каждый день.
Отец молчал, поглощенный творением Мэг. Потом перевел взгляд на работу
Мари, стоящую рядом на камине.
- То мне кажется, что у него должны быть голубые глаза, то карие, -
сказала Мари. - Просто ужас, до чего я непостоянна. Ну как, нравится парень?
Правда, шик-блеск?
- Разве и сейчас говорят "шик-блеск"? - удивился отец. - Это словечко было
в ходу еще у нас в колледже, году в тридцать четвертом. Да, этот парень почти
что "шик-блеск".
- "Шик-блеск", папа, не может быть "почти". Или да, или нет.
- У него не ладится с подбородком. - Отец прищурился. - Он что - жует
конфету, жвачку или грызет леденец?
- Да нет, у него просто волевая челюсть. Я люблю волевую челюсть у мужчин.
Отец удрученно потер свою собственную.
- Этот портрет тоже не окончен?
- Нет, конечно. Пишу понемножку. Так интереснее.
- А что думают о вашей работе Еж и Шутник?
Еж получил свое прозвище за стрижку, напоминающую щетку-скребницу; в
последнее время он тихо торчал возле дома по вечерам. Шутник был совсем в
другом духе: отец назвал его так потому, что смех этого парня, вернее, хохот,
ржанье и гоготанье, сопровождавшиеся судорогами, можно было слышать за версту;
иногда этот смех раздавался ясной лунной ночью где-то на ферме. Обычно Шутник
рассказывал какой-нибудь анекдот, до сути которого приходилось долго и
настойчиво добираться, а потом заходился в пароксизме смеха, повисн
