Борхес Хорхе Луис - Новые Настроения
ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС
НОВЫЕ НАСТРОЕНИЯ
"Биатанатос"
Я стольким обязан Де Куинси, что оговаривать лишь часть моего долга
значит отвергнуть - или . утаить - другую; и все же первыми сведениями о
"Биатанатосе" я обязан именно ему. Трактат сочинен в начале XVII века
великим поэтом Джоном Донном!; он завещает рукопись сэру Роберту Карру и
налагает единственный запрет: предавать ее "гласности либо огню". Донн
умирает в 1631-м, а в 1642-м начинается гражданская война; в 1644-м сын и
наследник поэта публикует ветхую рукопись, дабы "спасти ее от огня". В
"Биатанатосе" около двухсот страниц; Де Куинси ("Writings"**, VIII, 336)
суммировал их таким образом: самоубийство - это одна из форм убийства;
крючкотворы от правосудия различают убийство преднамеренное и вынужденное;
рассуждая логически, это разграничение следовало бы применить и к
самоубийству. Поскольку далеко не каждый совершающий убийство - убийца,
далеко не каждый самоубийца несет на себе печать смертного греха. Таков
недвусмысленный тезис "Биатанатоса". Он заявлен в подзаголовке ("The Self -
homicide is not so naturally Sin that it may never be otherwise"***) и
проиллюстрирован - а может быть, исчерпан - подробным перечнем вымышленных
- или же подлинных - примеров: от Гомера2, "написавшего о тысяче вещей, в
которых никто, кроме него, не разбирался, и о котором ходят слухи, будто он
повесился, поскольку, дескать, не сумел разгадать загадку о рыбаках", вплоть
до пеликана, символа отцовской любви, и пчел, что, по сведениям
"Ше-стоднева" Амвросия, "умерщвляют себя, если только случится им преступить
законы своего царя". Перечень занимает три страницы; просматривая его, я
столкнулся с такой снобистской выходкой: включены примеры малоизвестные
("Фест, фаворит Домициана, покончивший с собой, дабы скрыть следы
заболевания кожи") и опущены другие, довольно убедительные - Сенека,
Фемистокл, Катон - как лежащие на поверхности.
Эпиктет ("Помни главное: дверь открыта") и Шопенгауэр ("Чем монолог
Гамлета не размышления преступника?") лаконично оправдали самоубийство;
заведомая убежденность в правоте этих адвокатов вынуждает нас читать их
поверхностно. То же самое случилось у меня с "Биатанатосом", пока под
заявленной темой я не почувствовал - или показалось, что почувствовал, -
тему скрытую, эзотерическую.
Мы так никогда и не узнаем, писал ли Донн свой труд, пытаясь намекнуть
на эту таинственную тему, или же его заставило взяться за перо внезапное и
смутное предощущение этой темы. Мне представляется, вероятней последнее;
мысль о книге, говорящей В, чтобы сказать А, на манер криптограммы,
навязчива; совсем иное дело - мысль о сочинении, вызванном к жизни
случайным порывом. Хью Фоссет предположил, что Донн рассчитывал увенчать
самоубийством апологию самоубийства. То, что Донн заигрывал с этой идеей, -
и вероятно, и правдоподобно; то, что ее достаточно для объяснения
"Биатанатоса", - разумеется, смешно.
В третьей части "Биатанатоса" Донн рассуждает об упомянутых в Писании
добровольных смертях; никакой другой он не уделяет столько места, как
Самсоновой. Он начинает с утверждения, что сей "беспримерный муж" - это
эмблема Христа и что грекам он послужил прототипом Геракла. Франсиско де
Виториа и иезуит Грегорио де Валенсия не включали Самсона в список
самоубийц; оспаривая их, Донн приводит последние слова, произнесенные
Самсоном перед тем, как совершить отмщение: "Умри, душа моя, с
филистимлянами" (Суд, 16, 30). Точно так же он отвергает гипотезу Святого
Авгус
