Бодлер Шарль - Опиоман
Шарль Бодлер
Опиоман
I. ОРАТОРСКИЕ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
II. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАНИЯ
III. НАСЛАЖДЕНИЯ ОПИОМАНА
IV. ТЕРЗАНИЯ ОПИОМАНА
V. ИСКУССТВЕННАЯ РАЗВЯЗКА
VI. ГЕНИЙ-ДИТЯ
VII. ДЕТСКИЕ ГОРЕСТИ
VIII. ОКСФОРДСКИЕ ВИДЕНИЯ
1. ПАЛИМПСЕСТ 2. ЛЕВАНА И НАШИ МАТЕРИ ПЕЧАЛИ 3. БРОККЕНСКОЕ ПРИВИДЕНИЕ 4.
САВАННАЛАМАР IX. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
I. ОРАТОРСКИЕ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
"О благодатный, нежный и всесильный опиум! Ты, проливающий целительный
бальзам в сердце бедняка и богача, утоляющий боль ран, которые никогда не
зарубцуются, и муки, которые вызывают бунт духа. Красноречивый опиум! Ты,
обезоруживающий решимость бешенства и возвращающий на одну ночь преступнику
надежды его юности и незапятнанные кровью руки; дарующий гордецу минутное
забвение Грехов не искупленных, обид не отомщенных; призывающий лжесвидетелей
к суду видений, ради торжества принесенной в жертву невинности; уличающий
клятвопреступника; отменяющий приговор неправедных судей. С искусством, какого
не достигали Фидий и Пракситель, ты ваяешь на лоне мрака из созданных мозгом
фантазий города и храмы, превосходящие роскошью Вавилон и Гекатомпилос; и из
хаоса сна, полного видений, ты вызываешь на солнечный свет давно забытые
образы красоты и благословенные лица близких, стряхнувшие прах могил. Ты,
только ты даешь человеку эти сокровища, ты обладаешь ключами рая, о
благодатный, нежный, всесильный опиум!" Но прежде чем автор решился испустить
в честь драгоценного опиума этот восторженный крик, похожий на крик
благородной любви, сколько уловок, сколько ораторских предосторожностей!
Прежде всего - эта вечная оговорка людей, которые, приступая к щекотливому
признанию, втайне ощущают его сладость: "Ввиду той добросовестности, с какой я
писал, я надеюсь, что заметки эти будут не просто интересными, но также, в
значительной степени, полезными и поучительными, В этой именно надежде я и
решился доверить их бумаге, и это будет моим оправданием в том, что я нарушил
деликатную и скромную сдержанность, препятствующую большинству из нас публично
признаться в наших прегрешениях и пороках. И правда, ничто так не возмущает
чувства англичанина, как зрелище человека, выставляющего напоказ свои раны и
нравственные язвы и срывающего с себя стыдливый покров, которым время или
снисхождение к человеческой слабости согласились прикрыть их". В самом деле,
прибавляет он, обыкновенно преступление и нищета прячутся вдали от взоров
общества, и даже на кладбище они покоятся отдельно от прочих смертных, как бы
смиренно отказываясь от всякого права на общение с великой человеческой
семьей. Но в данном случае - в том, что касается "Опиомана" - нет
преступления; есть только слабость, и притом какая извинительная слабость! Это
и послужит предметом его биографии, предваряющей его труд; а польза,
проистекающая для других из этого опыта, укрепленного столь тяжкою ценой,
может с избытком вознаградить общество за оскорбление его нравственных чувств
и узаконить исключение.
В этом обращении к читателю мы находим несколько разъяснений относительно
таинственного племени опиоманов - этой чисто созерцательной народности,
затерявшейся среди деятельного народа. Они многочисленны и даже более
многочисленны, чем думают. Это - профессора, философы, лорд, занимающий
высокий пост, помощник государственного секретаря; если столь многочисленны
случаи из высшего класса общества, разыгрывающиеся на глазах
одного-единственного лица, то какую ужасающую статистику могло бы дать
народонаселение Англии в целом!
