Бигл Питер - Лила, Оборотень
Питер Бигль
Лила, оборотень
Лила Браун прожила с Фарреллом три недели, прежде чем он
уяснил, что имеет дело с оборотнем. Они познакомились на
вечеринке, через несколько ночей после полнолуния, а к той
поре, как луна приобрела форму лимона, Лила перевезла свой
чемодан, гитару и записи Эвана Мак-Колла на два квартала к
северу и на четыре к западу - в квартиру Фаррелла на Девяносто
восьмой улице. Фарреллу почему-то везло на таких девушек.
Однажды вечером, Фаррелл вернулся с работы в книжном
магазине и не застал Лилы дома. На столе, под банкой с
консервированным тунцом лежала записка. В ней говорилось, что
Лила уехала в Бронкс, чтобы пообедать у матери, и скорее всего
проведет там ночь. В холодильнике салат из капусты с морковкой,
его лучше бы съесть, пока не скис.
Фаррелл съел тунца, а салат отдал Грюнвальду. Так звали
молодого русского волкодава, окрасом напоминавшего кислое
молоко. Похож он был больше всего на козла, а из внешнего мира
в целом его интересовала одна только обувь. Фаррелл приютил его
по просьбе знакомой девушки, уехавшей на лето в Европу. Каждую
неделю она присылала Грюнвальду магнитофонную ленту с записью
своего голоса.
Вечером Фаррелл пошел с другом в кино, потом выпил в
Вест-Энде пива, а после этого отправился домой, шагая в
одиночестве под красной с желтым полной луной. Дома он разогрел
утренний кофе, прослушал от начала и до конца пластинку,
прочитал в семидневной давности воскресном номере "Таймс"
раздел "Обзор новостей недели", и наконец вывел Грюнвальда на
крышу дома, где тот проводил каждую ночь. Пес, привыкший спать
в одной постели с хозяйкой, никак не мог с смириться с такой
ночевкой.
Дорогой он ныл, скреб лапами пол и рвался, но Фаррелл все
равно выпихнул его на крышу и, оставив среди смутных дымоходов
и вентиляционных труб, захлопнул дверь. Затем спустился вниз и
лег спать.
Спал он на редкость плохо. Дважды его будил лай
Грюнвальда и было еще что-то, отчего он, с заложенным носом,
мучимый жаждой и одиночеством, едва не выскочил из постели, и
ночь моталась в его глазах, словно занавес, скрывший
разбегающихся со сцены персонажей сна. Грюнвальд, похоже,
исчерпал свою программу - возможно, тишина-то и пробудила
Фаррелла. Так или иначе, толком заснуть он больше не смог.
Он лежал на спине, глядя как стул, на который он набросил
одежду, вновь становится стулом, когда через распахнутое окно в
спальню прыгнул волк. Он легко приземлился в середине комнаты и
несколько секунд простоял, прерывисто дыша, прижав к голове
уши. Язык и зубы его были в крови, грудь тоже.
Фаррелл, подлинный дар которого состоял в способности
всеприятия, особенно сильной поутру, мирно принял и то
обстоятельство, что в его спальне находится волк. Он лежал, не
двигаясь, и только закрыл глаза, когда страшная, черногубая
морда повернулась к нему. Фаррелл когда-то работал в зоопарке и
потому опознал в волке представителя одного из центрально-
европейских подвидов: этот зверь был помельче лесного северного
волка, полегче в кости, на плечах его отсутствовала густая,
похожая на рыжеватую гриву шерсть, а щипец и уши были немного
острее. Собственная обстоятельность всегда, даже в самые дурные
минуты, доставляла Фарреллу удовольствие.
Притупившиеся когти клацнули по линолеуму, затем неслышно
переступили на коврик у кровати. Какая-то теплая и тягучая
влага плюхнулась Фарреллу на плечо, но он так и не шелохнулся.
Дикий волчий запах окатил его, и тут он, наконец, испугался -
сочетание этого запаха с
