Берроуз Уильям - Джанки
ДЖАНКИ. ПИСЬМА ЯХЕ
Уильям С. БЕРРОУЗ
Анонс
«Письма Яхе», включенные в это издание - ранняя эпистолярная новелла Уильяма Берроуза. Она является логическим продолжением «Джанки», который заканчивается словами «Может на яхе все и кончится».
В письмах к Аллену Гинзбергу, тогда неизвестному молодому поэту в Нью-Йорке, Берроуз описывает свое путешествие в джунгли Амазонки, детализируя красочные инциденты, сопровождающие поиск телепатического-галлюциногенного-расширяющего сознание местного наркотика Яхе (Айахуаска или Баннистериа Каапи). Этот наркотик использовался в ритуальных целях местными шаманами, иногда чтобы находить потерянные объекты, тела или даже души людей.
Автор и адресат этих писем встретились снова в Нью-Йорке, на Рождество 1953 г., отобрав и отредактировав ряд писем для публикации отдельной книгой. В этой корреспонденции были первые проблески поздней фантазии Берроуза, легшей в основу «Голого Ланча».
Семь лет спустя Гинзберг пишет из Перу старому гуру отчет о своих собственных видениях и переживаниях, связанных с тем же наркотиком, и просит совета. Мистический ответ Берроуза последовал незамедлительно. В книгу также включены два эпилога - короткая заметка Гинзберга, свидетельствующая о том, что его «Я» все еще находится на этой земле, и финальный поэтический cut-up Берроуза «Я умираю, Ми-истер?».
ПРОЛОГ
Я родился в тысяча девятьсот четырнадцатом, в солидном трехэтажном кирпичном особняке, в одном из самых крупных городов Среднего Запада. Семья жила в полном достатке. Отец владел предприятием, которое занималось поставками пиломатериалов.
Прямо перед домом - лужайка, на заднем дворе - сад, садок для рыб и, окружавший все это хозяйство высокий деревянный забор. Помню фонарщика, зажигавшего газовые уличные фонари, здоровый, черный, блестящий Линкольн и поездки в парк по субботам - всю эту бутафорию безопасного, благополучного образа жизни, ушедшего теперь навсегда. Я мог бы рассказать еще о старом немецком докторе, жившем в соседнем доме, о крысах, шнырявших на заднем дворике, тетиной газонокосилке и о моей ручной жабе, обитавшей рядом с садком, но не хотелось бы опускаться до шаблонов, без которых не обходится ни одна автобиография.
По правде говоря, мои ранние детские воспоминания окрашены страхом ночных кошмаров. Я боялся остаться один, боялся темноты, боялся идти спать - и все это из-за видений, в которых сверхъестественный ужас всегда граничил с реальностью.
Я боялся, что в один прекрасный день мой сон не кончится, даже когда я проснусь. Я вспоминал подслушанный мной рассказ прислуги об опиуме - о том, какие сладкие, блаженные сны видит курильщик опиума и говорил себе: "Вот когда вырасту, то обязательно буду курить опиум".
В детстве я был подвержен галлюцинациям. Однажды ранним утром я увидел маленьких человечков, играющих в игрушечном домике, который я собрал. Страха я не испытал, только какое-то спокойствие и изумление.
Следующая навязчивая галлюцинация или кошмар, преследовавшая меня неотступно в возрасте четырех-пяти лет, была связана с "животными в стене", она начиналась в бредовом состоянии от странного, не поддающегося диагнозу, нервного возбуждения.
Я посещал начальную школу с будущими примерными гражданами - адвокатами, докторами, бизнесменами этого крупного городского захолустья на Среднем Западе. В общении с другими детьми был робок и ужасно боялся физического насилия. Одна агрессивная маленькая лесбиянка дергала меня за волосы всякий раз, когда замечала. Так бы и вмазал ей сейчас по роже, но, к сожалению,
