Беллоу Сол - Родственники
СОЛ БЕЛЛОУ
РОДСТВЕННИКИ
Перед тем как Танчику Метцгеру вынесли приговор по делу, памятному в
основном лишь его ближайшим родственникам, я написал письмо - меня
заставили, вынудили, выкрутили мне руки - судье Айлеру из Федерального
суда. Мы с Танчиком в родстве, и Танчикова сестра Юнис Каргер насела на
меня, просила вступиться за него, до нее дошло, что я хорошо знаком с
Дилером. Мы с ним познакомились сто лет назад: он тогда учился на
юридическом, а я вел телевизионную программу по седьмому каналу, в которой
обсуждались всевозможные судебные закавыки. Позже мне случилось быть
тамадой на банкете Чикагского совета по иностранным делам, и газеты
напечатали фотографию, на которой мы с Дилером, в смокингах, сияя
улыбками, обмениваемся рукопожатием.
Поэтому, когда апелляцию Танчика, как и следовало ожидать, отклонили,
Юнис вызвонила меня. Для начала она заплакала, да так надрывно, что я был
потрясен, - чего сам никак не ожидал. Взяв себя в руки, она сказала, что я
должен употребить все свое влияние.
- Говорят, ты дружен с судьей.
- Для судей это не играет роли. - Я тут же спохватился. - Может быть,
для некоторых и играет, но не для Айлера...
Куда там, Юнис гнула свое:
- Прошу тебя, Изя, не отмахивайся. Танчик может получить до пятнадцати
лет. Я не вправе обрисовать тебе все обстоятельства. Я имею в виду
касательно его дружков...
Я отлично понимал, что она имела в виду: его связи с преступным миром.
Танчик, если он не хотел, чтобы дружки велели его пришить, должен был
помалкивать.
Я сказал:
- Я более или менее понимаю, в чем дело.
- Тебе его не жалко?
- О чем ты говоришь?
- Ты жил иначе, чем мы, Изя, но я всегда говорила, что ты очень
привязан к Метцгерам.
- Твоя правда.
- И любил когда-то папу и маму.
- Я их никогда не забуду.
Самообладание вновь оставило ее, но вот почему она рыдала так отчаянно,
ни один психиатр, даже самый дотошный, не смог бы объяснить. Не от
слабости, нет. В этом я совершенно уверен. Юнис не какой-нибудь там сосуд
скудельный. Она сильная, как ее покойная мать, цепкая, напористая. Мать ее
была благородно прямой, ограниченной и простоватой.
Зря я сказал: "Я их никогда не забуду", ведь Юнис считает себя
представительницей матери в мире живых и отчасти она рыдала так и из-за
Шени. По моей чинной служебной линии никогда еще не доносились подобные
звуки. Какой позор для Шени: ее сын будет осужден как уголовник. Старая
женщина не снесла бы такого удара! Никак не желая смириться со смертью
матери, Юнис (в одиночку!) оплакивала Шеню: подумать только, что бы ей
пришлось пережить.
- Вспомни, Изя, как мама обожала тебя. Она говорила, что ты гений.
- Верно, говорила. В домашнем кругу к ее мнению прислушивались. Мир его
не разделял.
Как бы там ни было, Юнис меня настигла и ходатайствует за Рафаэля (так
зовут Танчика). Танчику же в высшей степени наплевать на сестру.
- Вы поддерживаете связь?
- Он не отвечает на мои письма. Не отзванивает. Изя! Я хочу, чтобы он
знал: я думаю о нем.
В этом месте мои чувства, освеженные и подновленные воспоминаниями о
былых временах, тускнеют и жухнут. Что бы Юнис не употреблять таких слов.
Я их не перевариваю. Нынче трафаретные надписи "Мы о вас думаем" видишь на
стенах всех супермаркетов и ссудных банков. Возможно, потому, что ее мать
не знала английского, а еще и потому, что Юнис в детстве заикалась, она
наслаждается тем, что говорит так кругло, языком наиболее передовых
представителей американского общества.
Я не мог сказать: "Ради Бога,
