Белль Генрих - Смерть Лоэнгрина
Генрих Белль
Смерть Лоэнгрина
Пер. с нем. - И.Горкина.
Вверх по лестнице носилки несли несколько медленнее. Санитары злились:
прошел уже час, как они заступили на дежурство, а им еще и по сигаретке на
чай не перепало; и потом, один из них был водителем машины, а водителю не
положено таскать носилки. Но в больнице, видно, некого было послать на
подмогу санитару - что же было делать с мальчишкой? Не оставлять же его в
машине; кроме того, было еще два срочных вызова: воспаление легких и
самоубийство (самоубийцу в последнюю минуту успели вынуть из петли).
Санитары злились и вдруг опять понесли носилки быстрее. Коридор был слабо
освещен, и пахло, естественно, больницей.
- И зачем только его вынули из петли? - пробормотал санитар, который
шел сзади; в виду он имел, конечно, самоубийцу.
- Правда, зачем они это сделали? - прогудел в ответ санитар, шедший
впереди. - Непонятно!
При этом он обернулся назад и сильно ударился о дверь. Тот, кто лежал
на носилках, очнулся и стал испускать пронзительные, страшные крики; это
были крики ребенка.
- Тише, тише, - сказал врач, молодой блондин с нервным лицом. Он
посмотрел на часы: уже восемь, по сути дела, его должны были давно
сменить. Он уже больше часа ждал доктора Ломайера, но возможно, что
Ломайера арестовали, нынче каждого в любую минуту могут схватить.
Молодой врач, машинально теребя свой стетоскоп, все время пристально
смотрел на мальчика, лежавшего на носилках; лишь теперь взгляд его упал на
санитаров, которые стояли в дверях и нетерпеливо ждали чего-то. Врач
раздраженно спросил:
- Что такое, чего вы еще ждете?
- Носилок, - сказал водитель машины, - может, мальчика переложить? Нам
нельзя задерживаться.
- Ах да, конечно! - Врач показал на кожаную кушетку.
Вошла ночная сестра. У нее было равнодушное, но серьезное лицо. Она
взяла мальчика за плечи, один из санитаров - не водитель - взял его просто
за ноги. Ребенок опять отчаянно закричал, и врач принялся его торопливо
уговаривать:
- Замолчи, ну тише, тише же, не так-то уж больно...
Санитары все не уходили. В ответ на раздраженный взгляд врача тот же
санитар спокойно сказал:
- Одеяла ждем.
Оно вовсе не принадлежало ему, одеяло дала какая-то женщина,
свидетельница несчастного случая, нельзя же было везти мальчика в больницу
в таком страшном виде, с раздробленными ногами. Но санитар полагал, что
больница оставит одеяло у себя, а в больнице и так сколько угодно одеял,
той женщине его все равно не вернут, и мальчугану оно тоже не принадлежит,
значит, он отберет его только у больницы, где одеял предостаточно. Жена
приведет одеяло в порядок, а за него по нынешним временам можно выручить
кучу денег.
Ребенок непрерывно кричал. Врач вместе с сестрой снял с его ног одеяло
и быстро отдал водителю. Врач и сестра переглянулись. Вид мальчика был
ужасен: вся нижняя половина тела плавала в крови, короткие холщовые
штанишки были изодраны в клочья и клочья эти перемешались с кровью в одну
страшную массу. Мальчик был бос. Он кричал непрерывно, с невыносимым
упорством, все время на одной ноте.
- Живо, сестра, готовьте шприц, живо, живо! - тихо сказал врач. Сестра
работала очень ловко и расторопно, но врач все повторял шепотом: "Скорей,
скорей!", губы на его нервном лице непрерывно двигались. Ребенок ни на
мгновение не умолкал, но сестра просто не могла приготовить шприц быстрее.
Врач пощупал пульс мальчугана, и бледное, усталое лицо его
передернулось.
- Тише, тише, - шептал врач как одержимый. - Замолчи же, - умол
