Андерсен Ганс Христиан - Счастливое Семейство
Ганс Христиан Андерсен
СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО
Самый большой лист в нашем краю, конечно, лист лопуха. Наденешь его
на животик - вот тебе и передник, положишь в дождик на голову - зонтик!
Вот какой он большущий, этот лопух! И он никогда не растет в одиночку, а
всегда уж где один - там и другие, роскошество, да и только! И вся эта
роскошь - кушанье для улиток! А самих улиток, белых, больших, кушали в
старину важные господа. Из улиток приготовлялось фрикасе, и господа, ку-
шая его, приговаривали: "Ах, как вкусно!" Они и впрямь думали, что это
ужасно вкусно, так вот, большие белые улитки ели лопух, потому и стали
сеять лопух.
В одной старинной барской усадьбе уже давно не ели улиток, и они все
повымерли. А лопух не вымер. Он рос себе да рос, и ничем нельзя было его
заглушить. Все аллеи, все грядки заросли лопухом, так что и сад стал не
сад, а лопушиный лес. Никто бы и не догадался, что тут прежде был сад,
если бы не торчали еще где яблонька, где сливовое деревцо. Вот в этом-то
лопушином лесу и жила последняя пара старых-престарых улиток.
Они сами не знали, сколько им лет, но отлично помнили, что прежде их
было очень много, что они иностранной породы и что весь этот лес был на-
сажен исключительно ради них и их родичей. Старые улитки ни разу не вы-
ходили из своего леса, но знали, что где-то есть еще нечто, называемое
"господским двором", что там улиток варили до тех пор, пока они не по-
чернеют, а потом клали на серебряное блюдо. Что было дальше, они не зна-
ли. Впрочем, не представляли они себе и того, что значит свариться и ле-
жать на серебряном блюде, и предполагали только, что это чудесно и нео-
быкновенно аристократично. И ни майский жук, ни жаба, ни дождевой червь,
которых они об этом спрашивали, ничего не могли сказать им: никому из
них еще не приходилось лежать в вареном виде на серебряном блюде.
Что же касается самих себя, то улитки отлично знали, что они, старые
белые улитки, самые знатные на свете, что весь лес растет только для
них, а усадьба существует лишь для того, чтобы их можно было варить и
класть на серебряное блюдо.
Жили улитки уединенно и счастливо. Детей у них не было, и они взяли
на воспитание улитку из простых. Приемыш их ни за что не хотел расти -
он был ведь из простых, но старикам, особенно улитке-мамаше, все каза-
лось, что он заметно увеличивается, и она просила улитку-папашу, если он
не замечает этого на глаз, ощупать раковину малютки. Папаша щупал и сог-
лашался.
Как-то раз шел сильный дождь.
- Ишь как барабанит по лопуху! - сказал улитка-папаша.
- И капли-то какие крупные! - сказала улитка-мамаша. - Вон как текут
вниз по стеблям! Увидишь, как здесь будет сыро! Как я рада, что и у нас
и у нашего сынка такие прочные домики! Нет, что ни говори, а ведь нам
дано больше, чем любым другим тварям. Сейчас видать, что мы созданы гос-
подами. У нас уже с самого рождения есть свои дома, для нас насажен це-
лый лопушиный лес! А хотелось бы знать, как далеко он тянется и что там
за ним?
- Ничего за ним нет! - сказал улитка-папаша. - Уж лучше, чем у нас
тут, нигде и быть не может. Я, во всяком случае, лучшего не ищу.
- А мне, - сказала улитка-мамаша, - хотелось бы попасть на господский
двор, свариться и лежать на серебряном блюде. Этого удостаивались все
наши предки, и уж поверь, это что-то особенное.
- Господский двор-то, пожалуй, давно развалился, - сказал улитка-па-
паша, - или весь зарос лопухом, так что людям и не выбраться оттуда. Да
и к чему спешить? Ты вот вечно спешишь, и сынок наш туда же, на тебя
глядя. Вон он уже
