Андерсен Ганс Христиан - Лен
Ганс Христиан Андерсен
Лен
Лен цвел чудесными голубенькими цветочками, мягкими и нежными, как крылья
мотыльков, даже еще нежнее! Солнце ласкало его, дождь поливал, и льну это было
так же полезно и приятно, как маленьким детям, когда мать сначала умоет их, а
потом поцелует, дети от этого хорошеют, хорошел и лен.
- Все говорят, что я уродился на славу! - сказал лен. - Говорят, что я еще
вытянусь, и потом из меня выйдет отличный кусок холста! Ах, какой я
счастливый! Право, я счастливее всех! Это так приятно, что и я пригожусь на
что-нибудь! Солнышко меня веселит и оживляет, дождичек питает и освежает! Ах,
я так счастлив, так счастлив! Я счастливее всех!
- Да, да, да! - сказали колья изгороди. - Ты еще не знаешь света, а мы так
вот знаем, - вишь, какие мы сучковатые!
И они жалобно заскрипели:
Оглянуться не успеешь,
Как уж песенке конец!
- Вовсе не конец! - сказал лен, - И завтра опять будет греть солнышко,
опять пойдет дождик! Я чувствую, что расту и цвету! Я счастливее всех на
свете!
Но вот раз явились люди, схватили лен за макушку и вырвали с корнем.
Больно было! Потом его положили в воду, словно собирались утопить, а после
того держали над огнем, будто хотели изжарить. Ужас что такое!
- Не вечно же нам жить в свое удовольствие! - сказал лен. - Приходится и
потерпеть. Зато поумнеешь!
Но льну приходилось уж очень плохо. Чего-чего только с ним не делали: и
мяли, и тискали, и трепали, и чесали - да просто всего и не упомнишь! Наконец,
он очутился на прялке. Жжж! Тут уж поневоле все мысли вразброд пошли!
"Я ведь так долго был несказанно счастлив! - думал он во время этих
мучений. - Что ж, надо быть благодарным и за то хорошее, что выпало нам на
долю! Да, надо, надо!.. Ох!"
И он повторял то же самое, даже попав на ткацкий станок. Но вот наконец из
него вышел большой кусок великолепного холста. Весь лен до последнего
стебелька пошел на этот кусок.
- Но ведь это же бесподобно! Вот уж не думал, не гадал-то! Как мне,
однако, везет! А колья-то все твердили: "Оглянуться не успеешь, как уж песенке
конец!" Много они смыслили, нечего сказать! Песенке вовсе не конец! Она только
теперь и начинается. Вот счастье-то! Да, если мне и пришлось пострадать
немножко, то зато теперь из меня и вышло кое-что. Нет, я счастливее всех на
свете! Какой я теперь крепкий, мягкий, белый и длинный! Это небось получше,
чем просто расти или даже цвести в поле! Там никто за мною не ухаживал, воду я
только и видал, что в дождик, а теперь ко мне приставили прислугу, каждое утро
меня переворачивают на другой бок, каждый вечер поливают из лейки! Сама
пасторша держала надо мною речь и сказала, что во всем околотке не найдется
лучшего куска! Ну, можно ли быть счастливее меня!
Холст взяли в дом, и он попал под ножницы. Ну, и досталось же ему! Его и
резали, и кроили, и кололи иголками - да, да! Нельзя сказать, чтобы это было
приятно! Зато из холста вышло двенадцать пар... таких принадлежностей туалета,
которые не принято называть в обществе, но в которых все нуждаются. Целых
двенадцать пар вышло!
- Так вот когда только из меня вышло кое-что! Вот каково было мое
назначение! Да ведь это же просто благодать! Теперь и я приношу пользу миру, а
в этом ведь вся и суть, в этом-то вся и радость жизни! Нас двенадцать пар, но
все же мы одно целое, мы - дюжина! Вот так счастье!
Прошли года, и белье износилось.
- Всему на свете бывает конец! - сказало оно. - Я бы и радо было послужить
еще, но невозможное невозможно!
И вот белье разорвали на т
