Андерсен Ганс Христиан - Домовой У Лавочника
Ганс Христиан Андерсен
Домовой у лавочника
Жил-был студент, самый обыкновенный студент. Он ютился на чердаке и не
имел ни гроша в кармане. И жил-был лавочник, самый обыкновенный лавочник, он
занимал первый этаж, и весь дом принадлежал ему. А в доме прижился домовой.
Оно и понятно: ведь каждый сочельник ему давали глубокую миску каши, в которой
плавал большой кусок масла. Только у лавочника и получишь такое угощение! Вот
домовой и оставался в лавке, а это весьма поучительно.
Однажды вечером студент зашел с черного хода купить себе свечей и сыра.
Послать за покупками ему было некого, он и спустился в лавку сам. Он получил
то, что хотел, расплатился, лавочник кивнул ему на прощание, и хозяйка
кивнула, а она редко когда кивала, больше любила поговорить! Студент тоже
попрощался, но замешкался и не уходил: он начал читать лист бумаги, в который
ему завернули сыр. Этот лист был вырван из старинной книги с прекрасными
стихами, а портить такую книгу просто грех.
- Да у меня этих листов целая куча, - сказал лавочник. - Эту книжонку я
получил от одной старухи за пригоршню кофейных зерен. Заплатите мне восемь
скиллингов и забирайте все остальные.
- Спасибо, - ответил студент, - дайте мне эту книгу вместо сыра! Я
обойдусь и хлебом с маслом Нельзя допустить, чтобы такую книгу разорвали по
листочкам. Вы прекрасный человек и практичный к тому же, но в поэзии
разбираетесь не лучше своей бочки!
Сказано это было невежливо, в особенности по отношению к бочке, но
лавочник посмеялся, посмеялся и студент - надо же понимать шутки! Только
домовой рассердился. Да как смеет студент так отзываться о лавочнике, который
торгует превосходным маслом и к тому же хозяин дома!
Наступила ночь, лавочник и все в доме, кроме студента, улеглись спать.
Домовой пробрался к хозяйке и вынул у нее изо рта ее бойкий язычок - ночью во
сне он ей все равно ни к чему! А если приставить его к какому-нибудь предмету,
тот сразу обретет дар речи и начнет выкладывать свои мысли и чувства,
затараторит не хуже лавочницы. Только пользоваться язычком приходится всем по
очереди, да оно и лучше, иначе вещи болтали бы без умолку, перебивая друг
друга.
Домовой приложил язычок к бочке, где хранились старые газеты, и спросил:
- Неужели это правда, что вы ничего не смыслит в поэзии?
- Да нет, в поэзии я разбираюсь. - ответила бочка. - Поэзия - это то, что
помещают в газете внизу, а потом вырезают. Я думаю, во мне-то поэзии побольше,
чем в студенте! А что я? Всего лишь жалкая бочка рядом с господином
лавочником.
Тогда домовой приставил язычок к кофейной мельнице. Вот поднялась
трескотня! А потом к банке с маслом и к ящику с деньгами, и все были того же
мнения, что и бочка, а с мнением большинства нельзя не считаться.
- Ну, студент, берегись! - И домовой тихонько, на цыпочках, поднялся по
кухонной лестнице на чердак. В каморке у студента горел свет. Домовой заглянул
в замочную скважину и увидел, что студент сидит и читает рваную книгу из
лавки. Но как светло было на чердаке! Из книги поднимался ослепительный луч и
превращался в ствол могучего, высокого дерева. Оно широко раскинуло над
студентом свои ветви. Каждый лист дышал свежестью, каждый цветок был
прелестным девичьим лицом: блестели горячие темные глаза, улыбались голубые и
ясные. Вместо плодов на ветвях висели сияющие звезды, и воздух звенел и дрожал
от удивительных напевов.
Что и говорить, такой красоты крошка домовой никогда не видывал, да и
вообразить себе не мог. Он привстал на цыпочки и заме
