Азимов Айзек - Профессия
Айзек АЗИМОВ
ПРОФЕССИЯ
Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:
- Завтра первое мая. Начало Олимпиады!
Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел
на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели
мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?
У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те
полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих
глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился
пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.
Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно
отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани,
он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани,
казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и
упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.
- Я знаю, Джордж, - произнес он.
Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты,
когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать
поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола,
вырезанного из дерева теплого, сочного цвета?
Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в
этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!
- По-моему, ты забыл, что значит май, - вызывающе сказал он.
- Я очень хорошо помню, что он значит, - отозвался его собеседник. -
Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для
тебя, Джорджа Плейтена... и для меня, Хали Омани, - негромко добавил он.
- Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические
корабли, - произнес Джордж. - К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся
на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это,
по-твоему, ничего не значит?
- Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра
первое мая?
Беззвучно шевеля губами. Омани стал водить пальцем по строчкам книги,
которую он читал, - видимо, ему попалось трудное место.
Джордж молча наблюдал за ним. "К черту! - подумал он. - Закричи,
завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!"
Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с
кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного
чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!
В те первые недели, когда весь мир представлялся ему тесной
оболочкой, сотканной из какого-то смутного света и неясных звуков, - тогда
было лучше. А потом появился Омани и вернул его к жизни, которая того не
стоила.
Омани! Он-то стар! Ему уже по крайней мере тридцать. "Неужели и я в
этом возрасте буду таким же? - подумал Джордж. - Стану таким, как он,
через каких-нибудь двенадцать лет?"
И оттого, что эта мысль вселила в него панический страх, он заорал на
Омани:
- Брось читать эту идиотскую книгу!
Омани перевернул страницу и, прочитав еще несколько слов, поднял
голову, покрытую шапкой жестких курчавых волос.
- А? - спросил он.
- Какой толк от твоего чтения? - Джордж решительно шагнул к Омани,
презрительно фыркнул: - Опять электроника! - и вышиб книгу из его рук.
Омани неторопливо встал и поднял книгу. Без всякого раздражения он
разгладил смятую страницу.
- Можешь считать, что я удовлетворяю свое любопытство, - произнес он.
- Сегодня я пойму кое-что, а завтра, быть может, пойму немного больше. Это
тоже своего рода победа.
- Победа! Какая там победа? И больше тебе ничего не
